Новый подход к истории
Вторая половина XIX века рождает интерес к своего рода этнографическому театру. Публике, да и самим театральным деятелям, становится интересно представить на сцене не абстракцию и даже не стилизацию, а точно воссозданную копию (чтобы не сказать – реставрацию) исторических событий. Художники проводят массу времени в архивах и музеях, исследуя, какими на самом деле были боярские шубы и шапки, крестьянские косоворотки и старинные женские кокошники. Декорации начинают создаваться специально для исторических постановок, и в них тщательнейшим образом проверяется расположение дверей, высота потолков и внешний вид оконных рам.
Венцом такого «историко-этнографического подхода» к театральному делу становится работа германской труппы из города Мейнингена под руководством режиссера Лукаса Кранаха. В 1890 году этот коллектив приехал на гастроли в Москву. Среди потрясенных небывалым правдоподобием постановки зрителей был и Константин Сергеевич Станиславский.
Как играть исторического пресонажа
И вот тут нужно обсудить две фундаментальнейшие вещи. Во-первых, подобные спектакли не слишком уж (по меркам, конечно, XIX века) нуждались в хороших актерах. В подобных спектаклях основное внимание зрителя перетягивает на себя именно постановочная культура, внешний облик спектакля. Не имея Интернета и исторического кинематографа, зрители вдруг получали доступ к своеобразной машине времени – им предоставлялась возможность заглянуть в прошлое и увидеть якобы «настоящую» Древнюю Русь. Публику потрясало само воссоздание на сцене давно ушедшей эпохи, и только во вторую очередь – работа актера в спектакле.
Во-вторых, в такого рода спектаклях сам актер волей-неволей был вынужден вписываться в окружающую его декорацию. Исторический костюм диктовал совершенно особую пластику, вынуждал отказаться от бытовых движений и поз. В тяжелом коронационном облачении Бориса Годунова пробежаться по сцене было совершенно невозможно, кокошник диктовал особую постановку головы и плеч, а присесть в боярской шубе на лавку без спинки было особой, самостоятельной – и вполне важной – актерской задачей.
Кроме того, исторические пьесы включали в себя некие «народные» акты – например, сцены бунтов, народных сходок, восстаний или изгнания поляков из Кремля. Становилось понятно, что толпа необученных статистов (на которых не скупились – их могло быть по тридцать-сорок человек) не сможет создать правильного эффекта, и все труды по этнографии будут моментально разрушены. Это приводило к необходимости внешнего наблюдателя – человека, который может, руководя из зала, развести эту толпу по разным точкам сцены так, чтобы было если не эмоционально выразительно, то хотя бы художественно эффектно.
Таким образом, усовершенствование исторических спектаклей породило внутритеатральную необходимость режиссуры. В ней нуждались как в способе художественной организации спектакля, как в руководстве по созданию mise en scene – мизансцены, тогда еще писавшейся по-французски и раздельно в три слова, что дословно переводилось как «место на сцене». Эту работу изначально вообще поручали штатным балетмейстерам и хореографам, чего уж там – шаг влево, два шага направо – это по их части.
Нужен был гений, который соединит эти два фактора – внешнее мизансценирование и помощь актеру в работе над пьесами «новой драмы». Нужен был человек, который поймет, что мизансцена есть именно та «подпорка», тот вспомогательный элемент актерской игры, который позволяет множить и множить смыслы происходящего на сцене практически до бесконечности, создавая особые миры, параллельные множественности и полифонии миров литературного произведения. Этим человеком и оказался Станиславский.
В своем первом спектакле в Художественном театре – «Царе Федоре Иоанновиче» - Станиславский еще идет в русле вполне традиционного «историко-этнографического театра». Думаю, что он потому и пришел внутренне к этой пьесе, что путь режиссерской работы над исторической драматургией был уже вполне разработан, в первую очередь, Кранахом. Но уже в следующем своем спектакле он сделает колоссальный рывок, изменив все представления о сценическом искусстве. Но это уже совсем другая история.